Я вроде уже писала, что мы начали изучать такой предмет как психология. Так вот, обсуждая какую-то тему, училка упомянула о "Я", "Оно" и "Сверх-Я" Фрейда.
Зигмунд Фрейд личность очень известная, Зигмунда Фрейда читают и цитируют, так или иначе этот человек все же вошел в историю психологии и для многих является авторитетом - в той или иной степени.
Не помню когда я столкнулась с этим именем впервые, но тогда все было вскользь, я совершенно не углублялась во все тонкости его учения. Теперь же я посчитала неправильным оставлять этот вопрос без внимания и далее.
Вобщем-то мысли его так и не нашли во мне отклика. Я не хочу оспаривать его заслуги( наверное они были, да? ), но прочитав о Фрейде, я еще больше укрепилась во мнении что во многих серьезных вещах этот человек заблуждался, и заблуждался очень сильно. Мало этого: он пропагандировал свои идеи, сбивая с толку и других людей.
Я считаю, что Зигмунд принижает человека, унижает человека, опускает человека.
Лично я не приемлю подобного отношения к себе. Если он сам страдал Эдиповым комплексом, почему же он развивает теорию, на основе которой ему подвержены практически все дети? Создается впечатление, что этот человек оправдывает собственную неполноценность.
Я приведу лишь некоторые отрывки касающиеся его жизни и учения, подробнее о Фрейде можно прочитать здесь:
people.jmoro.ru/freud/transactions.htmlчитать дальшеКак-то Шарко пригласил Фрейда провести вечер на своей вилле. Чтобы не смущаться в компании элегантно одетых женщин и мужчин, молодой стажер прибег к кокаину. Еще в Вене, работая ассистентом врача, Фрейд назначал модный «болеутоляющий и тонизирующий» препарат пациентам и медсестрам, даже посылал небольшие дозы Марте в Гамбург. В работе 1884 года «О коке» Фрейд восхвалял терапевтическую ценность вещества - за что позже, когда накопились сведения о кокаиновой зависимости, подвергся критике. Он нюхал кокаин до конца 1890-х годов - очищая заложенный нос, борясь с депрессией, просто чтобы «быть в состоянии открыть рот». Как в тот вечер на вилле у Шарко.
«Дорогой Вильгельм! – пишет Фрейд 15 октября 1895 года Флису. – Поверял ли я уже тебе великую клиническую тайну? Истерия – следствие пережитого страха в досексу-альный период. Невроз навязчивых состояний – следствие сексуального удовольствия в досексуальном возрасте. «До-сексуальный» это, строго говоря, допубертатный».
На другой день Фрейд добавляет к сказанному: «Инфантильные сексуальные страхи и желания – вот решение загадки истерии и невроза навязчивых состояний. Теперь я уверен: оба эти невроза абсолютно излечимы. Я испытываю что-то вроде тихой радости – почти сорок лет прожиты не напрасно».
Эта теория, связанная с совращением в детском возрасте, дала Фрейду первый ключ к пониманию неврозов.
В письмах к Флису описываются поистине дикие истории. Пациенты Фрейда затравлены в детстве извращенцами-взрослыми. «К сожалению, мой отец был одним из этих извращенцев и виноват в том, что истериками стали брат и младшие сестры», – пишет Фрейд своему другу в Берлин.
И все-таки он еще не убежден в собственной правоте. Конечно, всех этих добропорядочных бюргеров в солидных сюртуках Фрейд считает вполне способными на сексуальное насилие, но «частота, с которой встречаются неврозы, заставляет меня в этом усомниться». В мае 1897 года он пишет: «Во мне все бродит и кипит; смутное ожидание, что скоро что-то случится».
И наконец знаменитое письмо 21 сентября 1897 года. Вернувшись из поездки по Италии, Фрейд пишет Флису: «Я снова здесь, свежий, веселый, без гроша в кармане, и пока что без занятий. И хочу немедленно рассказать тебе о тайне, которая в последнее время забрезжила мне. Я больше не верю в мои neurotica».
Фрейд еще раз перечисляет все, что его смущает. Во-первых, гипотеза сексуальных злоупотреблений ни разу не помогла по-настоящему довести анализ до конца. Во-вторых, ввиду распространенности истерии слишком многие должны были столкнуться с извращенцами-взрослыми. В-третьих, когда больной на кушетке погружается в воспоминания, не всегда понятно, сталкиваемся мы с вымыслом или с фактом биографии.
Полтора года назад Фрейд был в ярости, когда венские коллеги назвали «научной сказкой» его идею, что невроз всегда можно объяснить пережитыми в детстве совращениями. Теперь Фрейд сам отвергает свою теорию…
Хотя вернее сказать, он ее не отвергает – скорее перестраивает. Хорошо, пусть реального совращения не было, но разве не могут вызвать невроз фантазии на эту тему? Разве можно сбрасывать со счетов силу бессознательного?
Анализируя свои сны, Фрейд углубляется в детские годы. Фигура собственного отца теперь видится ему совершенно иначе. («Старик не играл никакой активной роли».) И вдруг он обнаруживает в своем прошлом, что желал смерти младшему брату. А главное, в нем вновь вспыхивает прежнее обожание матери, обожание, которое Фрейд пережил в детстве, когда случайно увидел ее, юную и красивую, обнаженной.
В октябре он пишет Флису: «Я обнаружил в себе влюбленность в мать и ревность к отцу и считаю это всеобъемлющим событием моего детства. Если это так, то становится понятна чарующая власть царя Эдипа. Каждый был когда-то в детских фантазиях таким Эдипом – и отшатнулся в ужасе».
Мысль Фрейда ясна: в большинстве случаев нельзя установить факт сексуальных отношений между родителями и детьми. Его просто не было. Но желания и фантазии, чувства любви, страха и отчаяния уже есть у ребенка. И порождаемые ими конфликты могут определить его жизнь. Для ценителя античности Фрейда миф об Эдипе, который, не ведая того, убивает отца и берет в жены мать, – почти доказательство того, что сексуальные фантазии не являются призрачными порождениями незрелого ума. Эдип – первоноси-тель присущей всем людям фантазии, и за ней скрываются судьбоносные, роковые силы…
Эти силы – влечения. На протяжении всей жизни Фрейд говорил о сексуальных влечениях, о стремлении к самосохранению, о тяге к смерти (пожалуй, самая спорная из его идей). Влечения – это мост между телом и душой. Стремление снять сексуальное напряжение вызывает у нашего «Оно» непреодолимые желания. Поэтому ребенок, любящий и ревнивый, способен на такие мощные фантазии.
Фрейд принял горькую правду о мире желаний. В письмах Флису он упоминает «оконечность звезд» и «оконечность души этого мира», внешнюю и внутреннюю реальность. Стоящему между ними «Я» приходится ладить и с тем, и с другим. Более трагического образа современного индивидуума – нового Человека Психологического – Фрейд просто не мог выдумать.